– Где вы были до того, как стать, пользуясь вашей терминологией, другом детей?
– Я была бьюти-редактором в глянце, как ни странно. А потом редактором раздела "Секс и отношения". После этих рубрик начинаешь особенно ценить святую простоту детских книжек. Стадия гламурных журналов плавно перешла в стадию усыновления. А уж усыновление стало стихами.
–В чем истоки всех многочисленных образов еды, живущих в ваших стихах, – от оладушек, варенья и снежных котлет до «если лень в помойке рыться, эту крышу можно съесть»?
– Вы знаете, о еде пишут много и с безграничной к ней любовью, если честно. Поэту еда понятна и дорога не меньше, чем младенцу. Совершу беспрецедентный поступок и посоветую маленьким любителям еды книгу стихов Юлии Симбирской "Суп в горошек". Только вышла. На каждой странице – еда, большей частью рефлексирующая и с прекрасными картинками. Истоки у образов еды в стихах, наверное, в том, еда – это всегда происшествие, ужасающее, очень радостное или наоборот – унылое. И мы же все в серьезных отношениях с едой.
– Вы придумали прекрасную формулу «если варится варенье, значит, в мире всё в порядке». Есть у неё какая-нибудь личная предыстория?
– Конечно, есть. В плане лета я грандиозно богата - у меня были и деревенские бабушки, и их соседки, и дом в деревне - мы ребята непафосные, так что дом был в Липецкой области под городом Лебедянь. Детство в окружении яблоневых садов и кустов смородины. Варенье начиналось в июне – с клубники. Это обозначало, что лето только-только разгорается. Потом варенье становилось земляничным, смородиновым, крыжовенным, потом яблочным и сливовым, и наступала осень. Одно варенье в свой черёд сменяло другое, а значит, Земля исправно крутилась вокруг солнца и волноваться было не о чем. В мире было все в порядке.
– Занимает ли еда такое же место в вашей жизни, что и в ваших стихах? Насколько вы вообще внимательны к тому, что едите?
– Еда занимает много места и в жизни, и внутри меня, в частности. Я люблю печь, бабушка Маша научила меня дрожжевому тесту и плюшкам, бабушка Валя - блинам, чем я и злоупотребляю. К еде я внимательна, от невкусного мгновенно теряю аппетит. Я не могу есть из чувства голода и только, мне важно получать удовольствие.
– На кухне вы такой же фантазер, как и в поэзии?
– На кухне я любопытна, скорее. Мне интересно узнавать, как устроена кухня других народов, поэтому я научилась готовить разнообразную азиатскую еду. Приятели-китайцы удивляются, что большая русская женщина лихо готовит настоящую китайскую пищу.
– Что вы умеете лучше всего готовить?
– У меня дружба с выпечкой. Особенно со сдобной. Я люблю яблочные и капустные пироги печь (ну, и есть тоже). Хорошо готовлю густые супы-похлебки. Мясо у меня не получается, но по счастью мой муж фанатично относится к стейкам. Так что мясо тоже поступает на стол очень вкусным. Благодаря су-виду и двойной обжарке. Реакция Майяра ещё никого не подводила, говорит умный муж.
– Вы живете в Канаде, как новая страна повлияла на гастрономический уклад жизни вашей семьи?
– О, уклад изменился в лучшую сторону. В Ванкувере живёт невероятное количество разных национальностей, поэтому у нас миллион ресторанчиков с аутентичной кухней. Знакомые китайцы расскажут, где лучшая китайская еда, иранцы отправят в маленький ресторан с гигантскими порциями баранины, и так далее. Еда на вынос стоит не намного дороже домашнего ужина. Поэтому мы много пробуем. Кроме того, мы пытаемся проникнуться культурой сэндвичей и бургеров. Оказалось, что сэндвич может быть захватывающе вкусным, а не просто сытным, как в сетевых кафе. Нам ни разу ещё не удалось повторить хороший сэндвич в домашних условиях. Кроме того, скучая по России, я ударилась в русскую кухню - капусты наквасить, сала засолить, лапши насушить.
– Что странного или удивительного встретилось вам среди канадской еды?
– Странного много, наверное, про путИн все знают? Это картошка фри, залитая плавленным сыром и густым мясным соусом. Очень сытная, но невероятно противная еда. Удивило, что у канадцев довольно популярны вареники с картофельными начинками, но называются они при этом pirogi с ударением на о. То есть наши пироги каким-то образом исказились до вареников. Прямо интригует.
– Готовите ли вы вместе с сыном и, если да, как это обычно происходит?
– Максон пока не проявляет большого интереса к приготовлению еды, но всегда бежит вырезать печеньки. Месяц назад он огромными корявыми буквами переписал рецепт моего творожного печенья, чтобы передать потомкам. Мама - женщина немолодая, лучше записать.
– Записываете стихи на салфетках в ресторанах?
– Нет, но под руководством Максона я делаю из салфеток оригами.
– Вы живете, в буквальном смысле, на другом конце света от большей части вашей читательской аудитории – это мешает, помогает, или совершенно неважно?
– Пока не мешает, детская поэзия - это все же классический русский язык, который стареет медленнее разговорного. Надеюсь, что мы состаримся с ним вместе. Ностальгия, пока не начинает зашкаливать, писать помогает, зрение и слух обостряются, память гудит, как провода. Глаза закрываешь и видишь, как бабушка в далёком 1986 режет молодую полупрозрачную морковку в щи. Тончайшими кружочками. И ты знаешь, что морковь в супе не переносишь категорически, но вот с такой морковкой съешь за милую душу, потому что кружочки эти аж светятся.
– Есть у вас какой-нибудь кулинарный "атрибут", сопутствующий работе: большая чашка обжигающего кофе, шоколадная конфета, имбирный чай?
– Ой, вот все это вместе перечисленное. Когда мне не пишется, я в панике пью кофе и разные бодрящие чаи, уже давно мне не пишется, а я упорно варю кофе. С надеждой.
Пока нет комментариев